Однажды, когда Луна была особенно одинока, тени звёзд ожили и обрели форму. Форма заимела крылья. И из теней вышли совы. Первые птицы из птиц. Они стали надёжными стражами и вернейшими слугами небесной владычицы ночи.
Самая тёмная из сов стала их княжной, наречённая Чароит – чёрная сова, черней которой была только ночь. А самая светлая сова, чьё белоснежное оперение могло тягаться с белизной месяца, получила в дар от Луны имя Селенит
анцовщицу звали Адель. Филдрэт приходил к ней каждый вечер. Пробирался в каморку с сундуками и прятался. Вся жизнь Фила свелась к ожиданию нескольких часов открытой крышки сундука. Потом они говорили. Мутант и кукла. Филдрэт рассказывал о мире снаружи, и тот наполнялся смыслами для него самого. Он говорил о небе и звёздах, о городской суете и детстве. Вспоминал, как подолгу сидел на берегу залива и наблюдал за течением мутных вод. Иногда они просто молчали. Адель не сводила с Филдрэта глаз, а он удивлялся, что не противен ей, такой прекрасной и неземной. Рядом с ней Фил чувствовал себя уродом. Выродком, которому повезло созерцать совершенство
Недвижимым, точно бронзовая статуя, Олаф безмолвно слушал страстные шептания искусителя.
С тонким мастерством тот чувствовал сомнения и неуверенность в душе своей жертвы. И тем жарче становились его неслышные никому, кроме Олафа, увещевания.
- Я хочу увидеть огонь праведной ярости в твоих глазах! Когда же поймёшь ты, что нет ни малейшего смысла в твоих жалких трепыханиях. Возвысься! Сбрось оковы раба и воздай нахлебникам за жизнь в узде. Я могу этому научить. Посмотри, насколько больше ты получишь, сменив кайло на меч. Открой эту давно известную всем, кроме тебя истину и выйди из пещеры не дающим, но берущим.
Ступу потряхивало, мотало из стороны в сторону, роняло в воздушные
ямы и подбрасывало на восходящих тёплых потоках. Стелла сидела на дне,
подтянув колени к подбородку, и глотала кофе из термоса. Кофе
плескалось и опасно подпрыгивало вместе со ступой. Филипп тихонько
посвистывал во сне, свернувшись уютным калачиком под коленями ведьмы.
— Ну-у, н-не с-скажите… — заикаясь, протянул тощий старик слева. От него нестерпимо разило мускусом. Голову старика украшал алый тюрбан, кажущийся диковинным даже в театральном шатре. Тонкая шея едва удерживала вес головного убора. Иссохший, как старый кокос, череп старика трясся, придавая сходство с игрушечным болванчиком. — Я з-здесь уже т-третий раз. И в-весьма, весьма в-впечатлён.
Смерть устало села за высокий стул. Вся ее поза, помятый и понурый капюшон говорили о том, что у мрачной властительницы жизней день не задался.
—Проблемы на работе? – бармен перестал улыбаться и моментально принял участливый вид.
—Угу.
—Как обычно?
—Как обычно.
Молодой человек поставил перед понурой фигурой бутылку и наполнил ее содержимым пять стопок. Смерть тут же опрокинула внутрь капюшона три подряд. Она откинулась на стуле, а бармену только и оставалось представлять, как она блаженно улыбается под своей непроницаемой мантией. Сколько он не пытался разглядеть руки или лицо, видел только непроглядную тьму. От смерти всегда разило холодом, как будто где-то рядом работает кондиционер на полную катушку, но бармена это ничуть не смущало.
«На его лбу проступала татуировка: черная окружность с тремя черными кругами, нанизанными на нее один за одним. Знак солнцемера.»
«Не успел Еарх ступить на порог, как небо посерело, поблекло, будто покрытое густым дымом. Солнцемер забрал солнце. Весь окружающий мир сразу преобразился, стал хмурым и неприветливым, и, учитывая то, что ярким у них выдался целый месяц, то звезда не покажется на небосводе как минимум полгода.»
Под ногами зачавкало, запахло гнилой водой. Ноги сами собой нашли знакомые кочки, тропки, ведущие через топь. В темноте вспыхивали бледно-зеленым глаза утопленников. Их руки жадно тянулись к Василисе из черной жижи. Острая осока оплетала ноги, тащила в трясину. Болото тявкало-квакало-выло на множество голосов: «Дух чужой, дух людской, фу-фу»
Из покрова мрака навстречу мне выходит долговязая фигура. Я останавливаюсь в ожидании, парни следует моему примеру. Заложив руки за спину, человек в старомодном плаще идёт прогулочным шагом. Он гордо держит осанку, будто бы проглотил жердь. Когда он подходит к нам, я различаю его холёное лицо и собранные в косу, седые волосы. Всё в нём намекает на то, что он из каких-нибудь грёбаных лордов, хотя может он просто из заднеприводных, а может и то и другое. Кто их сейчас разберёт?
Тихий плеск волн о борт корабля. Скрипучая перекличка канатов и досок также почти безмолвна. На многие, многие, многие дали видно лишь тёмную, усыпанную острыми блестяшками звёзд полноту.
Кажется, будто нет никого нигде.
Только боги смотрят сверху и снизу на это маленькое судно. И непонятно, то ли небо отражается в море, то ли море — в небе.
Мальчишка забрался на самый нос. Он думает, если нагнуться: сорвёшься и будешь падать долго, пока не стукнешься о небесный край; или наоборот, свесишься и зачерпнёшь ладонью пару огоньков?
Мальчик был светловолосый, голубоглазый, слегка пухлощёкий и чуть-чуть конопатый. Улыбка, что лучик солнца, а ровные зубки сверкают, словно чистейший жемчуг, поднятый со дна морского. И всё в нём было правильно. Без зла и изъяна. Непорочное и чистое детство во плоти. [...] Лиам прошёл тяжкими и тернистыми тропами прежде, чем стать Перстом Дэуса, Воином Света, рыцарем Ордена Праведного Образа – паладином. [...] Лиам, натянув капюшон почти до подбородка, заросшего седеющей бородой, горбился в седле. [...] На той стороне ущелья заканчивалась территория священного государства Атерос.
... Он быстро оделся и умылся. Подошёл к мольберту и посмотрел на незаконченный рисунок. Торопливыми мазками были наброшены очертания изящной белой башни, стоявшей на берегу моря. Она снова привиделась во сне, и теперь он мог представить её более четко. Вот в этом месте нужно подправить. А вот здесь – правильно. Юноша взялся за кисть, стремясь запечатлеть как можно больше, пока образ не потускнел в памяти.
За работой прошли незаметно два часа. Художник отошёл от холста и удовлетворённо покивал. Конечно, картина не завершена. Но башня обязательно приснится вновь, и так будет до тех пор, пока он не закончит. Наоборот, Рэндал бы удивился, если бы чудесные сны перестали приходить. Они являлись всегда, сколько он себя помнил, и юноша никогда не считал их чем-то особенным. Скорее, они были неотъемлемой частью жизни....
Из колечка показался один большой пузырик, вдруг его подхватило ветром и понесло к моему рисунку. Он приземлился в волосах русалки. И вдруг! Как же такое описать! Она… она ОЖИЛА!!! Вот это да!!! Волосы распушились на ветру, голова поднимается вертикально, она облокачивается и садится на асфальте совсем рядом с нами. В горле пересохло. Кажется, сердце сейчас выскочит из моей груди. Я подпрыгиваю метра на три в высоту. Русалка улыбается и машет нам рукой.
Поколебавшись, она выбрала — княжич так и замер, когда из мостовой, разрывая камни, потянулись кверху белые дома. Солнце распалось на мириады звёзд, небо враз почернело, облака морской водой рухнули в прорезавшиеся меж домами каналы. Откуда-то потянуло свежим бризом, донёсся чей-то весёлый смех, один за другим зажигались уличные фонари, и каждый новый огонёк все больше разгонял спустившуюся ночь. Этот мир был полон красок и звуков — не чета той блеклой тени, которую сотворил себе Бажен.
А потом на улицах появились люди.
Прошелестела мимо Женщина в Красном, одарив княжича любопытным взглядом сквозь багряную маску.
Провела веером по его плечу Женщина в Белом, смущённо улыбаясь и отводя глаза.
Рассмеялись где-то рядом юноши, звеня шпагами в шуточном поединке.
— Что это? — услышала Хельга полный неподдельного восторга голос Бажена. Княжич смотрел на выдыхателя огня, разодетого в пёстрый карнавальный костюм. Три факела в его руках так и плясали, то и дело подплывая к губам, и каждый раз новый поток огня на миг ослеплял зрителей.
— Идём, — сказала сновидица, протягивая княжичу руку. — Что ты видишь?
— Веселье!
Мимо них, хохоча, пробежала стайка девчушек в тонких летних платьях и бархатных полумасках, и только звёзды глаз мерцали в чёрных провалах глазниц. Прошёл важный господин с тростью в руке, поправляя на ходу белую маску-клюв — увидев Хельгу, он вежливо снял шляпу и поклонился, прижав её к груди. Хельга кивнула в ответ.
— Добро пожаловать домой, синьорина, — сказал господин.
Она только печально улыбнулась ему и испуганно и шмыгнула носом. А потом смычок коснулся струн.
Суеверный народ востока звал его Сноправцем, или Трёхликим. Был он старше мира, заботливо взращенного и выпестованного им. Облик его вселял страх и заставлял трепетать любого смертного. Высокий как гора и мощный как океан, однако ж, этот колосс был легче южного ветра. Голова его была наделена тремя лицами, обращёнными на восток, запад и юг.
….Иной раз Сноправец любил набрасывать на себя личину обычного смертного. Так он мог с лёгкостью сходиться с людьми, дабы лучше узнавать их суть…
Начинал капать холодный осенний дождь, и никто не смотрел на Хельгу, шедшую мимо рынка…. в сторону княжеской крепости. Это в деревне крестьяне сбегутся поглазеть на рыжую девицу, не иначе как из бесстыдства напялившую охотничьи штаны с сапогами да кожаный дублет, а здесь, в торговом Яружеве, народ ко всему привычный. Спрятавшиеся от дождя стрельцы на воротах крепости, завидев Хельгу, тоже не обратили на мужскую одежду никакого внимания. Куда больше их занимала сама гостья.
Девочки плотней задернули шторы и, подсвечивая себе фонариком, принялись разбирать книги. Удача! Первая же оказалась целиком черной. И даже обрез каким-то красновато-каричневым. Кровь?
Они открыли книгу наугад, и Васса прочитала: « Госпожа Труда, а правда что вы ведьма? — спросила девушка.
Госпожа Труда тотчас же превратила ее в полено, бросила в камин и размешала».
<...> кристаллы, будто ощутив скорую свободу, засветились ярче. С возрастающим изумлением Лилит наблюдала, как холодные шарики, один за другим, разрушаются, освобождая скованный внутри свет. Не сухо рассыпаются в пыль, как это бывало раньше, а сливаются с ветром и, словно небесные фонари, по крупицам поднимаются к звёздам. С каждым произнесённым звуком этих искорок становилось всё больше, и скоро они заполонили собой всё пространство, заполнив его сиянием. <...> Девушка и мальчик стояли возле водоворота света и не просто читали формулу заклинания, а, напрягая голос, пели – и незнакомая мелодия бередила их души, нашёптывая нужные слова, подсказывая ноты
С этими словами Керкира прильнула к Авлу и коснулась губами его щеки. Все возникшие было возражения тут же притихли, а сам он порывисто обнял женщину. Этого человека, привыкшего обладать, таким можно было увидеть только с ней.
Мудрый снова хихикнул, прикрыв пасть лапкой, но продолжил ластиться к ногам старца, исполняя роль любимого питомца
Он стоит на склоне холма. Сзади трое. Три пары глаз смотрят на него с ненавистью, злобой или равнодушием. Три ствола нацелены в спину.
...когда надежда отступала, на помощь приходили сны. Прекрасные, невиданные места являлись ему: чудесные замки с высокими белоснежными башнями, синее море с дивными кораблями, лесные просторы и благоухающие цветами степи. И ещё кое-что открывалось ему, но не смел он об этом говорить никому, ибо сам не ведал, истину ли видит перед собой или же очередной сон наяву. Он видел стройные фигурки с крыльями, танцующие в солнечном свете, слышал обрывки непонятной речи, ощущал странные запахи; и невиданное ликование охватывало всё его существо, хотелось петь и кричать от радости.
...хозяйка оказалась стройной белокурой красавицей, которая встретила девушку, словно самую дорогую гостью. Приложив к её ошейнику перстенёк, появившийся из пергамента после поставленной ею подписи, колдунья отомкнула его и надела на шею новой рабыни тонкое ожерелье.
– Я решила, что классический ошейник уже не эстетичен, хоть из золота его делай и украшай алмазами. А так и тебе комфортней, и моим вкусам ближе. Платья тебе я подберу. И домашние, и праздничные, и даже бальные, если потребуется...когда у тебя над кроватью ворон мёртвый трижды прокаркает – сразу ко мне поспешай…
Тихий плеск волн о борт корабля. Скрипучая перекличка канатов и досок также почти безмолвна. На многие, многие, многие дали видно лишь тёмную, усыпанную острыми блестяшками звёзд полноту. Мальчишка забрался на самый нос. Он поднял голову, открыл глаза и вновь безначальность звёздную для себя открыл. В чертогах, переливающихся-чёрных, он соединил наиярчайшие из огней, будто бы строя маяк. У Маяка причалила Лодка, а из Лодки выпал Горшок, из Горшка лакает Кошка, а её прогоняют Три Старца, недалеко от них до Быка, которого обвил Змей на полнеба. Вот уже Змей растянулся по небу — голова на четыре звезды...
Внутренняя книжная иллюстрация к рассказу "Хы-хы, или укрощение Селедкиной"
Цитата:
— Жуля! Жуля, ко мне!
Не хочется вылезать из-под дивана. Здесь темно и прохладно. Это пещера, говорю я себе. Сумрак, влажные камни и сталактиты на потолке.
— Жуля!
Ну, ладно. Вылезаю из мглы дивана на божий свет. Что угодно, юное создание?
— Красивая у тебя хозяйка, — замечает Рекс. – Прямо как принцесса какая-то. ...
– Хочешь погулять со мной?
— Разве отпустят?
— А мы и спрашивать не будем, — Рекс отталкивается от пола, взмахивает лапами и вылетает в окно. Я – за ней. ...
— Вот негодники! – сердится Вика.
— Ничего, вернутся, — успокаивает ее Никита. – Зато, смотри, какая хорошая парочка. Я же говорил, что они подружатся!
Мы делаем круг над двором, потом взлетаем все выше и выше. На чешуйках прекрасной Рекс отражается солнце.
− Тебе очень повезло, ... Очнёшься в больнице, поправишься и будешь жить. Все будет хорошо. Ты сам, лично должен принять решение, понимаешь?
− Какое решение? – Донни закашлялся, голос плохо его слушался.
− Решение жить.
− Что же тут решать, я… − он замолчал и задумался, ...
− Ага, не все так просто. ... Стоит ли дальше влачить своё жалкое существование?
... вопрос этот все время крутится в его голове: что дальше? ... закончить школу, пойти на завод, жениться. Завести детей и тихо коротать век в этом городке, нажираясь по субботам в хлам. ... И вообще, стоит только подумать о заводе, обо всей этой жизни здесь, в душе поднимается такая тоска, что хоть иди и проси у Томаса травку. Или вот под грузовик кидайся...
– ... Не слушай его, мальчик. Думай своей головой. Сейчас у тебя сложный период, он пройдёт. Ты станешь старше, сильнее. Звездой, между прочим. Толпы фанатов, сотни влюблённых в тебя девчонок – разве это не замечательное будущее? Разве стоит отказаться от такого? Ты хороший человек, и твои работы принесут много радости людям .. зрители будут приходить в кино на фильмы с твоим участием.
Если уж и быть актёром… хотя это странно для парня из рабочей семьи… если уж и быть, то настоящим. Играть что-то такое… чтобы люди задумывались, чтобы замирали от удивления.
Кукла крепко сжимала нож. ... Тело мутанта, лишённое большей части внутренностей, напоминало целлофановый пакет. Адель обернулась в бесформенную массу оболочки, как в скафандр, и направилась к выходу.
... Толпы зрителей уже хлынули из шатра. Адель слилась с потоком.
Голова его была наделена тремя лицами, обращёнными на восток, запад и юг.
Юношеское лицо с задорным взглядом зелёных глаз из-под рыжей копны и сомкнутыми в лукавой ухмылке губами смотрело на утренний восток. Взор его одаривал почивавших снами, полными необыкновенных приключений, рискованных и бесшабашных.
На полуденный юг взирал лик прекраснейшей женщины с золотисто-абрикосовыми локонами и очами синими как летнее небо. Чувственная линия нежных губ хранила в себе мечтательность и тайну. Кого из спавших касался взгляд красавицы — видел яркие и сладкие любовные сновидения.
В вечерний запад вглядывалось лицо древнего старца. Подслеповатые, сощуренные глаза его почти не видны были из-за ниспадавших на лицо, белых как снег прядей волос. Иссохшую, тонкую кожу, подобно растрескавшейся песчаной корке, полосовало множество рубцовых морщин. Тонкая линия губ глубокой складкой-дугой была заломлена вниз. Коли кого настигал взор старика, тому во сне являлись покой и благость.
Её сны мертвы. И вряд ли когда-нибудь оживут.
Видение
На кровати у его ног сидела красивая девушка. Смуглая коричневая кожа цвета старого рома была совершенно не похожа на загорелые женские тела на пляже. Темные прямые волосы вились по плечам чернильными потоками, обрамляя тонкие линии угольных бровей и печальный взгляд теплых карих глаз. […] она покачивалась в странном трансе и слегка водила головой в стороны. […]
Картина сна дрогнула в такт пронизывающим реверберациям, и мир вокруг изменился до неузнаваемости. Из него пропали все цвета и оттенки. Комнату была погружена в плотную серую пелену, которую смутно освещал далекий и тусклый свет из окон. […]
Перед кроватью стояла высокая и тощая старуха. С лицом её было что-то не так. Лишь спустя секунду заикающийся Уолтер понял, что изо рта карги торчит огромный гнилой зуб, достающий до самой груди.
Других таких не было, Элой точно знал...
Её крылья были сотканы из самых невозможных оттенков, а крохотные пёрышки, точно диковинное платье, охватывающие тело, переливались и блестели. А сны, что она свивала для него, Элоя…
Сны были их с Радужной тайной. Сладкой, безумной, запретной и оттого опасной. Ему, человеку, о таком нельзя даже думать. И всё же он думал. Иногда, украдкой... Или смело и во весь голос, когда уж точно никто не мог его подловить – ночью. Когда Радужная вплетала цветные нити в его обычный скучный сон.
Прощание с Лицедеем
Фиолетовый мрак укрывал город. Небоскребы нависали над нами огромными инопланетными кораблями чужого уродливого мира.
— Мне пора, — Лицедей свернул на боковую улицу.
— Куда ты?
— Вряд ли я смогу измениться. Лучше останусь самим собой. — Он покосился на Клео, которая держала лысую голову так гордо, будто сидела на троне. […]
— […] Кстати, ты так и не рассказал, чем закончилась та история.
Лицедей внимательно с пониманием посмотрел мне в глаза и кивнул:
— Тот парень… его гитара горит ярким огнем, но сам от так мал, что тьма не замечает его. Обтекает со всех сторон в поисках большого и громогласного.
Джонни Рэйвэн "Сидхэ́ " Лоссаис стоял на вершине башни. В руках он держал прекрасный лук из черного дерева, сухожилий и роговых пластин – великолепное оружие для великолепного стрелка. Над головой сияла бледная царица ночи. Внизу на площади замерла огромная толпа. Сегодня в Лунном Дворце собралась вся знать лесов Мэль’ваари – представители Чёрных и Серых домов. Они стояли ровными рядами, тёмными и одноликими изваяниями, молча взирая на совет старейшин и приближённых будущего короля.
Тело мутанта, лишённое большей части внутренностей, напоминало целлофановый пакет. Адель обернулась в бесформенную массу оболочки, как в скафандр, и направилась к выходу.
— Небо… Покажи мне небо, Филдрэт, — проронила Адель, оставляя позади кровавый след.
Ритмичный стук раздавался впереди. Траппер остановился, вслушиваясь. Стук приближался. Итан приник спиной к стволу, слившись с тенью. Достав из кобуры воронёный револьвер, он взвёл курок, положил ствол на сгиб локтя второй руки и замер. С ружьём охотиться удобнее, но Итан хотел не только добыть себе ужин, но и потренировать стрельбу из револьвера.
Вскоре кусты невдалеке раздвинулись, и показался зверь размером с собаку. Тело слепыша покрывала короткая бурая шерсть, узкую голову с крепким клювом венчал небольшой костяной гребень. Зверь повертел головой и направился к ближайшему стволу. Он прислушался, наклоняя голову вправо и влево, а затем стал долбить кору. Слух у слепышей отличный, но зрение паршивое, за что и получили своё прозвище.
Начинал капать холодный осенний дождь, и никто не смотрел на Хельгу, шедшую мимо рынка, мимо площади с шибеницей и роскошного храма в сторону княжеской крепости. Это в деревне крестьяне сбегутся поглазеть на рыжую девицу, не иначе как из бесстыдства напялившую охотничьи штаны с сапогами да кожаный дублет, а здесь, в торговом Яружеве, народ ко всему привычный. Спрятавшиеся от дождя стрельцы на воротах крепости, завидев Хельгу, тоже не обратили на мужскую одежду никакого внимания. Куда больше их занимала сама гостья.
— Всё моё имущество: эта лютня, конь и отцовский меч!» — «А харя? — звеня бубенцами, издевался шут, указывая пальцем. — С такой мордой не петь, а навоз перекидывать!» — «Играйте, — взмахнула шёлковым платочком герцогиня Изабелла, а затем погрозила карлику. — Мессир Вальтер, не встревайте! Простая внешность и одежда не помеха истинному менестрелю. Возможно, перед нами новый Дитмар фон Айст». — «Как прикажете, Ваше сиятельство! — ухмыльнулся шут. — Ну-с, послушаем менестреля из хлева».