Прощание с Лицедеем
Фиолетовый мрак укрывал город. Небоскребы нависали над нами огромными инопланетными кораблями чужого уродливого мира.
— Мне пора, — Лицедей свернул на боковую улицу.
— Куда ты?
— Вряд ли я смогу измениться. Лучше останусь самим собой. — Он покосился на Клео, которая держала лысую голову так гордо, будто сидела на троне. […]
— […] Кстати, ты так и не рассказал, чем закончилась та история.
Лицедей внимательно с пониманием посмотрел мне в глаза и кивнул:
— Тот парень… его гитара горит ярким огнем, но сам от так мал, что тьма не замечает его. Обтекает со всех сторон в поисках большого и громогласного.
Наконец-то я нашёл свою крошку. Вот она лежит такая, спокойная, такая холодная, такая…мертвая. Джессика заметно уменьшилась в размерах. Её бледная кожа вся испещрена мелкими, словно паутина морщинами. Глаза, некогда светившиеся задором, теперь остекленело, взирают на пустоту. Я отдёргиваю пропитанную кровь юбку и прижимаю Джессику к себе. Скупая слеза течёт по моей щеке. Горечь утраты душит меня. Я хочу выкричаться. Хочу выпустить свою боль. Но вместо крика лишь жалобно скулю, словно побитая собака. Протяжные взмахи крыльев выводит меня из оцепенения
Из покрова мрака навстречу мне выходит долговязая фигура. Я останавливаюсь в ожидании, парни следует моему примеру. Заложив руки за спину, человек в старомодном плаще идёт прогулочным шагом. Он гордо держит осанку, будто бы проглотил жердь. Когда он подходит к нам, я различаю его холёное лицо и собранные в косу, седые волосы. Всё в нём намекает на то, что он из каких-нибудь грёбаных лордов, хотя может он просто из заднеприводных, а может и то и другое. Кто их сейчас разберёт?
"...Другие же, идут в Огонь, ради мира. Ради спокойной жизни своей семьи, дома и следующих поколений…»
«А кого-то сей Огонь, словно нежданная буря ясным днём, застаёт в родных стенах и уносит за собою…»
«Так зачем же люди распаляют пламя Огня? Боюсь, что я никогда не найду правильного ответа на этот вопрос…»
Краешком уплывающего сознания она ещё чувствовала горячую ладонь, поддержавшую её, резкий рывок вверх, к загорающимся звёздам, и приятное тепло, окатившее её с ног до головы. А в следующее мгновение она уже парила в метре над землёй, с удивлением рассматривая своё распластавшееся посреди дороги тело, суетящуюся рядом с ним Гашу, её крики где-то вдалеке, словно за перевалом, и несколько туманных тел, печально наблюдавших за происходящим из-за ограды древнего Кладбища.
Он и побежал. Так спешил, дурачок, что не посмотрел на дорогу. А там грузовик... Донни так и замер посреди дороги, с раскрытым от ужаса ртом...
Не только он, все замерло: и грузовик, и испуганная женщина в киоске... И не было ни ветра, ни звука – тишина, неподвижный стоп-кадр, как на фотографиях «за секунду до происшествия».
А потом вдруг появилась эта парочка. Один – чернявый и длинный, такой весь надменный, напомаженный, в костюме и с галстуком. А вторая – красивая и рыжая, с зелёными, как трава, глазами. Молодые совсем, едва за двадцать, наверное. Хотя, кто их разберёт, ангелов… чертей?
− Тебе очень повезло, ... Очнёшься в больнице, поправишься и будешь жить. Все будет хорошо. Ты сам, лично должен принять решение, понимаешь?
− Какое решение? – Донни закашлялся, голос плохо его слушался.
− Решение жить.
− Что же тут решать, я… − он замолчал и задумался, ...
− Ага, не все так просто. ... Стоит ли дальше влачить своё жалкое существование?
... вопрос этот все время крутится в его голове: что дальше? ... закончить школу, пойти на завод, жениться. Завести детей и тихо коротать век в этом городке, нажираясь по субботам в хлам. ... И вообще, стоит только подумать о заводе, обо всей этой жизни здесь, в душе поднимается такая тоска, что хоть иди и проси у Томаса травку. Или вот под грузовик кидайся...
– ... Не слушай его, мальчик. Думай своей головой. Сейчас у тебя сложный период, он пройдёт. Ты станешь старше, сильнее. Звездой, между прочим. Толпы фанатов, сотни влюблённых в тебя девчонок – разве это не замечательное будущее? Разве стоит отказаться от такого? Ты хороший человек, и твои работы принесут много радости людям .. зрители будут приходить в кино на фильмы с твоим участием.
Если уж и быть актёром… хотя это странно для парня из рабочей семьи… если уж и быть, то настоящим. Играть что-то такое… чтобы люди задумывались, чтобы замирали от удивления.
Апрель выслушала спокойно, поправила на плече сумку с этюдным ящиком и ответила:
- Да, Всенощная. Именно этого я и хотела.
- Значит у тебя всё будет хорошо.
И Апрель отправилась к морю, собирать ракушки.
...а затем у неё на глазах летучие мыши слились в единый клубок из трепещущих крыльев, в чёрную точку, которая замерла среди свинцовых туч.
И раскрылась во что-то другое, громадное и жуткое. Два кожистых крыла, увенчанных когтистыми пальцами, длинный хвост, — вот что успела разглядеть Апрель, прежде чем тварь начала расти там, в небе, накрывая тенью весь город до горизонта. Дождь стал беззвучным, мир провалился во мрак — и из самого сердца мрака вдруг зазвучала песня, прекраснее которой Апрель не слышала.
Бой с Мантикором
Если видишь зло, не стой столбом. Сделай хоть что-то. Неважно, что. Неважно, насколько это безумно и каков шанс на победу – действуй. Жалеть и дрожать от страха будешь потом. Она помнила, чему учил отец.
Мужчина вскинул красные брови.
— Дуэль? – уточнил он. – Как мило. Но ты даже не вооружена.
Феб молча вытащила из чехла свой нож. Сказать по правде, он куда больше пригодился бы на кухне, чем в драке. Здравый смысл кричал, что эту дуэль ей не выиграть, но это было неважно. Она была дочерью сэра Фила, который никогда не бежал от боя. Да, один раз он заплатил за это жизнью… после того, как сотню раз победил. Феб очень хотелось, чтобы сэр Эверард был прав о том, что она пошла в отца.
Теперь незнакомец смотрел на неё иначе - как будто узнал.
— Ах, — сказал он, — постой, так ты – дочь сэра Фила? Славно. Помню такого. У него был хороший вкус… то есть, я имею в виду, на вкус он был хорош. Хотя, впрочем, знаешь, признаюсь, я пробовал и слуг, и господ, но так толком и не научился отличать одних от других…
Он резко замолчал и удивлённо уставился на латную перчатку, с грохотом прилетевшую ему под ноги.
Феб казалось, что ненависть сейчас польётся из неё через край, затопит зал, наполнит ров там, под стеной. Она ненавидела так сильно, что даже перестала бояться.
Если видишь зло, не стой столбом. Сделай хоть что-то. Неважно, что. Неважно, насколько это безумно и каков шанс на победу – действуй. Жалеть и дрожать от страха будешь потом. Она помнила, чему учил отец.
Мужчина вскинул красные брови.
— Дуэль? – уточнил он. – Как мило. Но ты даже не вооружена.
С этими словами Керкира прильнула к Авлу и коснулась губами его щеки. Все возникшие было возражения тут же притихли, а сам он порывисто обнял женщину. Этого человека, привыкшего обладать, таким можно было увидеть только с ней.
иллюстрация (может рассматриваться как суперобложка) представляет собой композицию портретов героини, Нерона, символики государственной власти, религии , противопоставляя Душу (голубь) Силе (капитолийская волчица)
Простая внешность и одежда не помеха истинному менестрелю.
Возможно, перед нами новый Дитмар фон Айст
Иллюстрация пытается охватить сюжет рассказа целиком, согласно которому главный герой, средневековый менестрель, совершает путешествия во времени при помощи волшебной лютни и имеет возможность увидеть миры разных эпох глазами успешного артиста для своего времени.
— Всё моё имущество: эта лютня, конь и отцовский меч!» — «А харя? — звеня бубенцами, издевался шут, указывая пальцем. — С такой мордой не петь, а навоз перекидывать!» — «Играйте, — взмахнула шёлковым платочком герцогиня Изабелла, а затем погрозила карлику. — Мессир Вальтер, не встревайте! Простая внешность и одежда не помеха истинному менестрелю. Возможно, перед нами новый Дитмар фон Айст». — «Как прикажете, Ваше сиятельство! — ухмыльнулся шут. — Ну-с, послушаем менестреля из хлева».
Это была пара людей. Пара влюбленных… Они сидели вплотную друг к другу, будто не желая расставаться ни на мгновение, и держались за руки. На их лицах читались спокойствие, безмятежность и умиротворение.
Кем бы ни был скульптор – он, без сомнений, был весьма талантлив. Люди древней цивилизации казались живыми. Словно вот-вот кто-нибудь из них шевельнется, сойдет с каменного пьедестала и спустится вниз.
– Хватит, — раздался спокойный голос, и Марта вздрогнула, роняя рассыпающуюся пеплом бумагу. – Твоя латынь ужасна, женщина! Избавь меня от этой речи!
"Сошлись по осени в Совином лесу три девушки"
Девушек зовут Энни, Милдред и Розмари Рок.
Но при этом Розмари Рок, та что в красной шапочке, только притворяется живой девушкой. На самом деле это дух местного болота, который при жизни был мальчишкой.
В работе мне хотелось подчеркнуть, что это именно переодетый мальчишка.
Кроме того, мне хотелось придать всему рисунку некоторую как бы витражность, так как одна из девушек дочь священника, да и разговор все время крутится вокруг церкви.
Энни и Милдред еще живы, и им даже светит солнце, но волосы Розмари, а на самом деле болотный туман, уже начинают опутывать их.
На рисунке так же изображены и лес, и река.
Иллюстрация и к отдельному эпизоду, и ко всему рассказу в целом.
Из темного провала на поверхность поднималось четверо дрожащих фигур. Грязные и худые - они поддерживали друг друга и шаг за шагом упорно двигались к свету. Наконец появившись на скальном пяточке, они жадно глотали свежий ночной воздух, подставляя алеющему на горизонте рассвету свои бледные изможденные лица.
Недвижимым, точно бронзовая статуя, Олаф безмолвно слушал страстные шептания искусителя.
С тонким мастерством тот чувствовал сомнения и неуверенность в душе своей жертвы. И тем жарче становились его неслышные никому, кроме Олафа, увещевания.
- Я хочу увидеть огонь праведной ярости в твоих глазах! Когда же поймёшь ты, что нет ни малейшего смысла в твоих жалких трепыханиях. Возвысься! Сбрось оковы раба и воздай нахлебникам за жизнь в узде. Я могу этому научить. Посмотри, насколько больше ты получишь, сменив кайло на меч. Открой эту давно известную всем, кроме тебя истину и выйди из пещеры не дающим, но берущим.
Она только печально улыбнулась ему и испуганно и шмыгнула носом. А потом смычок коснулся струн.
Май,наставив пистолет на Юльку,приказывает сыграть ему что-нибудь на скрипке
Очнулся колдун, вздрогнул, посмотрел на лучину — двух минут не дремал. Кошка как сидела в углу, так и сидит — белое пятно в затопившей комнату ночной мгле светлеет. Стянул с руки браслет-оберег, сжал в кулаке, острые грани в ладонь впились.
— Отпусти, колдун, — девчонка оскалилась. — Думаешь, выслужишься? Вернуть потерянное сможешь? Прошлое оживить не получится!..
Впереди чароплет, две седмицы его не видать было, — мрачный, губы поджаты, зенки впавшие омутами темнеют. А за ним малышка лет четырех отроду. Личико чистенькое, свежее, кудри золотые, глазищи васильковые в землю скромно потупила — ни дать ни взять светлый дух с небес на землю грешную спустился.
«Через пару минут в дверь постучали. На пороге стоял Бели – мальчишка, живший по соседству. К груди он прижимал плюшевую игрушку.
– Ниньян, кот опять сломался, – пожаловался он – звонко, на весь подъезд. – Почини!»
Рядом крутились кошки – и живые Мау с Авой, и игрушечный, сшитый буквально вчера кот, в котором заклинание еще не иссякло.. " "Через несколько минут Ниньян вернулась в комнату, посмотрела на убранных в коробку котов – и поняла, что нужно вернуть их на полки. Улыбка мальчика – это ведь тоже волшебство?..» (Я нарисовала главную героиню и ее котов. Фон в виде текста- это заклинания, с помощью которых, она делала своих котиков)
Изображен самый таинственный персонаж рассказа - Грон, в двух своих "обличиях": когда он "молодой, привлекательный, с тонкими чертами лица и светлыми волосами", и в образе О'Делани- уже "обрюзгшего мужчины, носатого, седого, с пышными бакенбардами и внимательными карими глазами", с "изящной деревянной тростью". И в центре композиции - синий магический браслет. Город покрыт иллюзиями, хотя кое-где просматриваются старые стены домов. Зима, идёт снег.
На иллюстрации изображен фрагмент рабочей обстановки в комнате главной героини Ниньян. На руках у нее регистрационный белый браслет мага, что свидетельствует о том, что ее магические заклинания очень слабы. На столе разложены выкройки, записи и наброски. Не смотря на то, что ее магия действует недолго и коты «оживают» на несколько дней, она не теряет надежду и продолжает работать.
Ниньян работает над загатовками для Грона,рядом её живые кошки Мау с Авой.
И вдруг Феликс замер: по-настоящему опасная вещь невинно лежала на витрине среди прочих канцтоваров -- нож для разрезания бумаги
...Морской змей терпеливо ждал, когда она зайдет в воду, чтобы притворившись течением, немедленно унести ее подальше от берега. Она бесстрашно купалась даже в шторм. Совершала дальние заплывы. А он всегда был рядом, чтобы оберечь и защитить, и покачать на своей широкой груди. И тогда она засыпала, лежа на волнах, а он хранил ее покой, повторяя слова какой-то странной их песни...
Все вокруг кишело цветными змеями, поэтому я ступала очень осторожно. Наконец, я добралась до холма, точнее, огромнейшей кучи камней, битого стекла и цементных глыб. Здесь я опустилась на колени и воззвала к духу фабрики, прося его прийти. Он явился, угловатый, дырявый, просвечивающийся в лунном свете, с самое большое дерево высотой. Сделан он был из кусков старого металла, и на плечах своих имел череп слона.
Богиня проглотила меня, и толпа счастливо взвыла. Нутро «матери» было тёплым, податливым, почти живым, но я слышала, как в глубине вздувшегося брюха скрипят механизмы, щёлкают электрические искры, как болтают о своих проблемах и радостях послушники-инженеры.
Я сижу на деревянном стуле, руки прикованы к спинке, наручники давят на запястья, ладони липкие от крови.
«Хмель от разбавленной водки выветрился из меня ещё во время драки, но голова до сих пор мутная, как вода в луже под сапогами. Дождь продолжает лупить по прохудившимся крышам домов, икона на фонаре следит за парочкой на автобусной остановке. Смотрю на фонарный столб, хочу опереться на него и отдохнуть, но тут же сторонюсь этой идеи, остановиться – это почти присесть, присесть значит пустить слюни по поводу своей никчёмности.
Щемит грудь, начинается неконтролируемое погружение в эмоции, становится сложно отличать мысли от голосов в голове.
Вот уже мотоцикл со стоянки моргает мне фарой и как бы спрашивает: «Ты зачем моего хозяина избил? Как же мы с ним теперь ездить будем? Ах да, что тебе терять, ты же уже одной ногой в крипте».
За ним врывается целый хор.
Плач детей той угрюмой тётки, хруст сломанных костылей, протяжный вой жены лысого мужика над больничной койкой, начальник, делающий выговор Лине, щелчки затворов расстрельной бригады, крики боли, канонады выстрелов, мольбы о пощаде и мой смех.
Я срываюсь с места. Пытаюсь сбежать или спешу домой за призрачным шансом на спасение, не знаю.
«А нужно тебе это спасение? Может…того?»
Средний и указательный палец имитируют ствол пистолета и сами собой прижимаются к виску.»
Короткий крик.
Тьма.
Красный свет голограммы понемногу затухает. Толпа наверху покидает церковь. Слышу смех, меня зовут сослуживцы, голова раскалывается. В мозгу вихрь мыслей, но все они вертятся вокруг лежащего на полу револьвера.
– Да! Да! – твердят голоса. – Жми на курок!
Боком ползу к дымящемуся трупу Старика. Плечо и колено ноют с удвоенной силой.
Смех.
Проверяю барабан – три патрона.
Подношу ствол к виску.
Смех.
Стоны.
– Да! – орут голоса.
В куртке старика звонит телефон.
Неизвестный номер.
– М-м-м… Привет…
Писк.
Черноух двинулся на север и вскоре вышел на поляну, залитую закатным солнцем. Зловещий Тур с хозяйским видом расположился у куста боярышника и безмятежно обгладывал ягоды.
Праведный гнев вскипел в груди енота при виде врага. Он разжевал гриб наспидах, и смело двинулся к возвышающемуся над ним зверю.
– За Социализм! – воскликнул Черноух, и сорвался с места. Трава и кусты по краям поля зрения слились в размытые зелёные полосы.
Подскочив к злодею, он зажал клинок в зубах и полез вверх, ловко цепляясь за шерсть.
Тур завертелся на месте, пытаясь стряхнуть енота, во все стороны полетели комья земли, вывороченной мощными копытами. Дважды Черноух едва не сорвался, но сумел удержаться.
